ИГОРЬ ПРОНИН
[пронин] [биография]
[библиография]
КОНСЕРВЫ
Андрей
...с каждым годом становилось только хуже, жизнь действительно превращалась
в ад - я не преувеличиваю. Последнего друга потерял в восьмом классе,
он растворился в окружающем меня быдле. Оказался таким же, как все.
Я понял: некоторые люди выглядят иначе только потому, что среда
не принимает их, отталкивает. Они страдают, эти дохлые пацаны, некрасивые
девчонки, и кажется, что они другие, умнее и чище. Но приходит срок
и выясняется, что твой друг, тот, с кем собирался удрать в Америку,
может залпом выпить полбутылки водки. Какой престиж! Все зовут в
кампанию. И конец дружбе, ты становишься ему неинтересен. Я хотел
разбить Димке морду, просто так, на прощание, но раздумал. Он и
этого недостоин. Все оказалось ложью: и книги, и разговоры наши,
и даже мечты.
Одиночество. В школе я просто отбывал номер, благо был слишком
крупным, чтобы ко мне часто приставали. Потом возвращался домой,
обедал и читал что-нибудь до вечера, а перед приходом домашних уходил
бродить в лес. Невыносимо стало слушать их разговоры, их бестолково
бормочущее радио на кухне, их идиотический телевизор. Раньше я мог
забиться в угол, уткнуться в книгу, а потом все чаще стал задумываться:
неужели этот обрюзгший тупой мужик - мой отец? Хорошо еще если трезвый,
тогда пожрет, чавкая, и уткнется в телевизор. А если напьется... Я
подумывал его убить как-то раз, всерьез подумывал чуточку подтолкнуть,
когда он в трусах, задницу почесывая, на балконе курит. Но заставил
себя взглянуть на вещи спокойно: деньги-то приносил в основном он.
Кроме того, остаться наедине с толстой дурой в бигудях, которую
меня приучили называть мамой - перспектива тоже не из радужных.
Книги, редкие хорошие фильмы... Как часто там натыкаешься на образы
матерей. Достойные, мудрые, любящие, всегда аккуратно одетые. Ложь!
Классе в шестом я специально выслеживал матерей своих одноклассников,
по списку. Среди них были моложе моей, красивее моей, даже попадались
умнее. Или нет: хитрее. Всего лишь хитрее, пронырливее, энергичнее,
а по сути - все та же тупая ограниченность, готовность день за днем
спускать в унитаз отпущенное им время.
И вот глядя на это существо в драном халате, пердящее под телевизор,
думая, что ее никто не слышит, я решил оставить отцу жизнь. Недолго
оставалось терпеть. Года через два я впервые послал его ко всем
чертям, когда он снова стал меня жизни учить, ну и пришлось постоять
за себя. Сильно я старался не бить, так, больше отталкивал. Отец
быстро устал, ушел к себе, и орал оттуда матом всю ночь. Эта шавка
прибегала, что-то поддакивала, я не обращал внимания. Ненавижу мат.
И с Димкой окончательно расстался, когда он стал материться.
Потом я врезал себе замок, ну и еще одно дело провернул. Пьяные
скоты, которых каждый вечер полно возле метро - я давно на них поглядывал.
В общем, превозмогая почти физическую боль от "музыки",
что неслась от ларька с дисками, я купил водки и познакомился с
одним таким. Проблем почти не было: он не замечал, как я выплескиваю
гадость на землю, а когда уроду приспичило отлить, я его в кустах
немного обработал. Несильно - только чтобы лежал смирно. Мне повезло,
денег оказалось довольно много. Я купил магнитолу и хорошие наушники...
И то и другое давно выкинул, конечно, обзавелся со временем приличной
аппаратурой.
Музыка - кто ее сочинил? Детские мечты я давно оставил, Америка
- такая же помойка, как и Рашка, только вместо "Руки вверх!"
тамошнее быдло тащится от Бритни Спирс. Но кто сочинил настоящую
музыку? Откуда среди населяющих нашу землю уродов берутся настоящие,
стоящие чего-то люди? Я читал биографии музыкантов, писателей и
чуть не плакал: водка и наркотики, наркотики и водка. Еще самки,
тупые в своей самодовольности. Зачем эти люди губили себя? Больше
всего это походило на самоубийство. Жизнь как самоубийство. Я даже
пробовал сам пить, однажды приобрел хорошего коньяка и вылакал едва
ли не всю бутылку, но стало противно.
Со школой я простился под те же "Руки вверх!". Едва включили
эту мерзость, как все, толкаясь, кинулись отплясывать, и я не выдержал.
Распихал плечами полупьяных "дежурных", каких-то тупарей
с прежних выпусков, выбил окно в туалете на втором этаже - и все,
гудбай. Больше ни разу даже не поздоровался ни с кем, ни с одноклассниками,
ни с учителями. И на какое-то время жить стало легче - так мне казалось.
В институт я так и не стал поступать. Поехал было в один, но, толкаясь
перед стендами с информацией, почувствовал тошноту. То же самое
быдло, то же самое... Плюнул и вернулся домой. В результате устроился
охранником в один магазинчик с тряпьем, благо росту во мне два с
лишним метра, и вес соответствующий. Зарплата небольшая, но есть
приработки, а иногда я "крышую" какого-нибудь придурка,
провожаю пьяного домой. Я не пью и не курю, мне не нужны наркотики,
я не хочу потеть вместе с уродами на пляжах, что на наших, что на
турецких, я не люблю жрать в ресторанах всякую падаль, приготовленную
грязными руками, я физически не могу находиться в толпе и хорошие
фильмы покупаю на DVD, очень редко, потому что мало хороших. Я даже
не хочу машину - в этом-то городе? Я хожу на работу пешком. Мне
не нужно много денег, потому что я не такой, как все.
Конечно, кое-какие бытовые проблемы остались - отдельное жилье,
например. Но не они меня мучили. Я не знал, как жить дальше, что
делать. Мелкие заботы: купить еды, подработать, откосить от армии.
Они возникают постоянно, они сжигают мою жизнь, мое время. Зачем
я живу? Как мне выбраться окончательно из этого дерьма, как спастись?
Я не спал ночами, разные мысли лезли в голову. Уехать в Сибирь,
поселиться лесу. Или все-таки в Америку, попробовать "сорвать
куш"? Тогда затвориться в особняке... А зачем? Всегда этот
страшный вопрос: зачем?
И еще женщины. Без них трудно, с ними противно. Так я познакомился
с Лиззи, точнее, это она ко мне прилипла на улице. Поначалу она
показалась мне обычной дрянью...
Лиззи
...Андрей себя повел со мной, как полная скотина. Вообразил себя
Аполлоном, такое часто с высокими парнями бывает. Никак не получалось
нормально заговорить, наконец он даже предложил мне отсосать в подъезде
и проваливать. Я подумала, что Глэнор, наверное, что-то перепутал.
- Ты слышишь меня, баран?! Мне поговорить с тобой надо.
- О чем, девушка? - скривился весь, будто я его насиловала. - Или
вы иеговистка к тому же?
- На лавочку хотя бы мы можем присесть? Это важно. Неужели тебе
даже не интересно, откуда я знаю твое имя, фамилию и адрес?
Чуть ли не со стоном он со мной все-таки пошел. Я села, а этот
подонок посмотрел на лавку и ногу на нее поставил. Типа "грязно".
Урод. Я достала сигарету, чтобы хоть немного успокоиться, ну и прикурила
конечно сама.
- Андрей, меня просили найти тебя и поговорить. Мне сказали, что
ты... Не такой, как все. - Я, конечно, готовилась к разговору, но
не ожидала встретить такого мерзавца, сбилась. - Ты когда-нибудь
замечал, что окружающие... Не понимают тебя? Что они сами по себе,
а ты - сам по себе?
- Как же, как же, - кивает. - Каждый день замечаю, что я какой-то
особенный. Не успею на улицу выйти - тут же иеговистка с бешенством
матки за руки хватает.
- Я же серьезно, идиот. Дело в том, что ты действительно другой.
И есть еще такие же, как ты, одного с тобой племени, понимаешь?
Они ищут тебя, хотят, чтобы ты все вспомнил. Хотят вернуть тебе
настоящую жизнь, свободу.
Почему Глэнор послал меня, а не Чака? Глупость какая-то, сижу и
краснею. Андрей прошелся вокруг лавочки, напел что-то по-английски,
покашлял - якобы дымом поперхнулся.
- Так-так, - говорит, снова передо мной останавливаясь. - Продолжайте
нести чушь, девушка, у вас еще две минуты.
- Меня зовут Лиззи. Это не по паспорту, но... В общем, меня зовут
Лиззи. А тебя - Андрей, но у нас есть и другие имена, настоящие.
Мы их забыли, когда попали сюда. Те, кто заставил нас здесь жить,
позаботились, чтобы мы все забыли.
- Но ты - вспомнила? - хмыкнул Андрей. - Молодец! Пять баллов и
люкс в Кащенко!
- Дурак. Я ничего не помню, как и ты. Но понемногу, кое-что...
Ты потом поймешь, о чем речь. Месяц назад ко мне подошел один парень,
вот как я сейчас к тебе. Его зовут Чак. Он рассказал мне, кто я
такая. Я, конечно, не поверила... А потом пообщалась с теми, кто
его послал, и поняла, что все это - правда. У нас украли нашу настоящую
жизнь, Андрей! Мы другие, и поэтому нам так плохо здесь.
- Мы - другие? - он довольно-таки по-скотски меня оглядел. - Я
бы даже сказал, мы разные. Но ладно... С кем же это ты пообщалась
так сладко, крошка, что во все поверила?
- Вот.
Я отдала ему нэйламор. Сразу легче стало: все, миссия выполнена.
Теперь домой, рюмочку ликера, и в ванну.
- Постой! Это что за пудреница?
- Открой - увидишь! - я даже не обернулась. - Пока!
Так мы и расстались. Я знала, что нэйламор его впечатлит, сама
чуть с ума не сошла, когда увидела. Он действительно похож на пудреницу,
но на самом деле это видеотелефон. То есть нет, на самом деле это,
конечно, нэйламор, но Чак называет его видеотелефоном. Я сутки не
вылезала из комнаты, когда Глэнор, а потом и Мастиж со мной разговаривали,
показывали далекие миры. Я сразу поверила. А вот Чак - он не такой,
он поверил, только когда с нэйламором забрался в какой-то подвал,
где стены чуть ли не из свинца, а нэйламор все равно работал. Чак
умный, и Глэнор говорит, это потому, что Чак больше нашего помнит.
А я лежала под одеялом и слушала, слушала... Глэнор показывал мне
наш дом, нашу планету. Это прекрасный мир, там высокие горы с водопадами,
дома, словно сказочные замки, моря с такими рыбами, похожими на
дельфинов, но гораздо умнее. Там мы жили когда-то: Глэнор и Мастиж,
я, Чак, Ленка и даже этот вот урод Андрей. Мы были другими, я видела,
как выглядели наши настоящие тела.
К этому было труднее всего привыкнуть. Я не считаю себя такой уж
красавицей, просто парни липнут. И привыкла: две ноги, две руки,
глаза, волосы... Я даже испугалась сначала. Нет, настоящее тело
не показалось мне отвратительным, так же, как не кажутся противными
кошечки, например, или лошади. Но по настоящему приняла его только
когда увидела то море с дельфинами. С этим телом можно плавать так,
как людям и не снилось. И еще можно прыгать - так далеко, что это
похоже на полет. Это красивое тело, сильное. Я не стала спрашивать,
но мне показалось, что любят они... То есть мы - совсем не так,
как люди.
У людей это глупо и нехорошо, грязно. Когда идешь по городу, и
все на тебя смотрят, и думают, как бы побыстрее всунуть, поерзать
и пойти друзьям рассказать - это не любовь. А по-настоящему все
только в книжках, но это ведь ложь, такое просто воспоминание о
настоящем. Случайное воспоминание таких же, как мы... Потом с Андреем
много говорили об этом, он оказался не таким уж противным. Вообще
постепенно, когда начали вспоминать, когда свыклись с тем, что наш
настоящий дом далеко в космосе, мы все сильно изменились.
И даже по улицам стало не так противно ходить. Жаль их всех, несчастных,
недоделанные они. Люди... Особенно маму жалко. Но ей не помочь,
она человек. Поэтому и такая несчастная, не может без мужиков. Ладно,
про это можно больше не думать, теперь у меня другая семья. Мы договорились,
что когда освободимся, первое время будем помогать друг другу. Все-таки
Глэнор и Мастиж, хоть и очень хорошие, не так все понимают, как
мы. Хмоллы заперли их здесь, но не изменили до конца, потому что
хотят отыскать корабль.
Глэнор и Мастиж прилетели сюда на корабле, сами. Они искали эту
планету-тюрьму, их шестеро было в экипаже. И случилась авария, их
корабль, похожий действительно на летающую тарелку, упал. То есть
им удалось его кое-как посадить, но что-то сломалось. Тогда звездолетчики
замаскировали корабль и пошли искать, чем заменить те детали, которые
сломались. Они почти успели, но хмоллы нашли эльвейнов - это наш
народ - и напали. Четверо погибли в бою, а Глэнора и Мастижа хмоллам
удалось захватить.
Но они не выдали места, где находится их корабль, как их ни пытали.
Даже сумели выйти на Чака, подсказать ему, где найти нэйламор. А
уже Чак пришел ко мне, а потом к Ленке, я - к Андрею. Теперь снова
есть шестеро, и можно лететь. Скоро Глэнор и Мастиж сделают вид,
что сдались, и в обмен на жизнь отведут хмоллов к кораблю. Хмоллы
их не боятся, потому что полностью лишили сил, они это умеют, поганые
твари. Хмоллы, кстати, на самом деле выглядят как пауки, и ведут
себя почти так же. Но когда они пойдут к кораблю, то будут в человеческом
обличье, и тут появимся мы.
Вот будет сюрприз! Уже скоро. Чак сказал, что добудет пистолет,
но только один, а нам с Ленкой сделает арбалеты. Я все-таки больше
надеюсь на Андрея, он очень сильный.
Ленка
Я учусь на пилота-вычислителя. Честно говоря, это самое трудное.
Вот Андрею повезло, он отвечает за энергетику корабля. Просто надо
выучить схему всех этих аккуммуляторов-генераторов и следить за
нагрузкой. Чак - навигатор, ему будет помогать Мастиж, который когда-то
давно тоже был навигатором. Лиззи сядет в кресло обычного пилота,
только на время, и ее будет дублировать Глэнор, командир. Она поднимет
корабль, выведет в космос, и как только мы удалимся от планеты,
наступит моя очередь.
Я ничего не понимаю... Хорошо еще, Чак мне кое-что объяснил. Он
сказал, что в принципе все просто. Есть расстояние, время и скорость,
как в задачке про паровозы. Чтобы не лететь до звезд тысячи лет,
нужно уменьшить время. Люди умеют это делать только увеличивая скорость,
а эльвейны, хмоллы и другие расы давно научились именно уменьшать
время, тогда скорость сама растет. А время уменьшают как-то через
массу, которая то же самое, что энергия, вот как-то так. Мое дело
- управлять с помощью этой энергии временем, и следить, чтобы...
Чтобы цифры на приборах не выходили за некоторые пределы, вот. Ничего
не понимаю.
Глэнор говорит, что это не страшно, что у меня будет еще достаточно
времени все понять. Потом, дома. А пока нужно только все запомнить.
У нас один нэйламор на всех, мы обмениваемся, и я запоминаю, зарисовываю
вид этих приборов, зазубриваю числа... Нам нужно будет трижды войти
в "режим дальнего полета", так безопаснее. Это потому,
что придется огибать звезды, у них большая масса. Был бы опытный
пилот-вычислитель - хватило бы одного "прыжка", но опытный
погиб. Я так ненавижу хмоллов... Обязательно выучусь всему и пойду
с ними воевать, Глэнор говорит, что теперь война неизбежна. Эльвейны
нашли наконец эту планету-тюрьму, теперь хмоллам не отвертеться.
Здесь и еще есть наши соплеменники, которые тоже томятся в чужом
теле, их нужно освободить.
А вообще Земля населена полуразумной расой. Я всегда это знала,
мы все знали. С тех пор, как Глэнор и Мастиж начали говорить с нами,
у всех появились какие-то видения. Это возвращается память. У меня
лучше всех получается: я даже знаю, что у меня был любимый. Только
никак не могу увидеть лицо, не получается... Дома, на Эльве, нас
вылечат, вернут тела и память. И больше мы никогда не будем страдать
здесь, среди людей. Об этом приятно думать.
Вчера в метро два придурка смеялись, думали, я не замечаю. Прыщи,
да, по всему лицу. Знали бы уроды, что если бы я начала смеяться,
то просто не смогла бы уже остановиться. Видели бы свои несчастные
тела со стороны, а еще слышали бы себя. Ведь зоопарк какой-то! В
самом деле: мы будто были заперты с обезьянами. Или с крысами. И
я ненавидела, а теперь мне просто смешно. Теперь я ненавижу хмоллов.
Когда пришел тот день, точнее, ночь, я уже немного научилась стрелять
из арбалета. Только перезаряжать его очень долго, конечно, и в полумраке
трудно увидеть цель. Но Глэнор сказал, что они включат габаритные
огни на корабле. Ведь на самом деле корабль стоит на виду, в парке,
но там включены специальные защитные генераторы, и его не видно.
Лиззи - почему ей нравится себя так называть? - тоже пробовала стрелять,
но сказала, что у нее ничего не получилось. Зато Чак принес не только
пистолет, но и такую трубку специальную, из нее можно выстрелить
всего один раз. Глэнор на последней связи сказал, что хмоллов будет
трое или четверо. Я была уверена, что мы справимся. У Андрея есть
нунчаки, он ими очень здорово дерется.
Мы уже давно знали, где находится корабль, так что и в темноте
легко нашли дорогу. Спрятались за деревьями так, как учил Глэнор.
Я оказалась за толстой старой березой, гладила ее на прощание. Ведь
природа ни в чем не виновата, вся гадость от людей. А природы земной
мне будет не хватать, особенно русской. Я даже немного поплакала,
пока никто не видел. А потом услышала шаги.
Они подошли со стороны аллеи, от асфальтовой дорожки. Хмоллов оказалось
всего трое, а Глэнора и Мастижа мы уже видели в человеческом обличье.
Два старых тощих мужика, хмоллы специально так сделали, чтобы легче
было справиться если что. Зато сами-то все здоровенные, широкоплечие,
и руки в карманах - там оружие, очень опасное. Глэнору и Мастижу
повезло: те кристаллы, с помощью которых их изменили, один из хмоллов
несет с собой, чтобы в своем настоящем виде эльвейны смогли проникнуть
в корабль. А нам придется оставаться людьми до самой Эльвы...
Как они преобразились, я не видела, все произошло в тени от деревьев.
Но когда габаритные огни вспыхнули, и корабль оказался на полянке,
стало светло. Красивые тела у эльвейнов, сильные, вот только очень
непривычные... Я даже вздрогнула, когда впервые увидела их перед
собой, а не по нэйламору. Чуть не прозевала счет: Глэнор сказал,
что как огни загорятся, надо сосчитать до пяти и начинать.
Первым выстрелил Чак, и сразу попал в одного хмолла, тот вскрикнул
и упал. Мимо меня промчался Андрей, в одной руке нунчаки, в другой
- та трубка. Я тоже выстрелила, но промахнулась, едва не зацепила
Глэнора. Эльвейны не могли нам помочь, они были лишены сил. Чак
выстрелил еще два раза, повалил второго врага, а на третьего налетел
Андрей и сразу ударил нунчаками по руке, в которой он держал свое
оружие. Но хмолл успел все-таки выпустить красный луч, и случайно
ожег руку Лиззи - она так и не выпустила стрелу, решила подбежать
ближе.
Потом Андрей выстрелил из своей трубки хмоллу прямо в голову, а
Чак дострелял все патроны в других двоих. Я так ничем и не помогла,
только Лиззи руку перевязала. Глэнор заговорил, приказал подтащить
к нему одного из убитых. Он достал у него из кармана кристаллы,
и они с Мастижем смогли двигаться, первым делом забрали у хмоллов
оружие.
Нужно было торопиться - враги могли держать поблизости еще нескольких
бойцов. Глэнор открыл люк в корабль, и мы по одному забрались туда.
Лиззи все плакала, но Мастиж сказал, что скоро ей будет не больно,
что все обойдется. Внутри оказалось очень тесно, тем более что наши
друзья сразу сели в специальные кресла, а нас попросили пока собраться
в нижнем помещении, маленьком и холодном.
Лиззи как-то вдруг перестала плакать, и я хотела ее спросить, как
дела. И поняла, что не могу разговаривать, и двигаться - тоже. Корабль
задрожал: мы, наверное, взлетели.
Чак
Я остался один. Лежу, разглядываю стену, потому что не могу отвернуться.
Первой сожрали Лиззи, я чувствовал, как на меня брызнула ее кровь.
Теплая кровь, это даже приятно было - тут довольно холодно. Лиззи
не кричала, и я не знаю, чувствовала ли она боль. Я ничего не мог
понять, и Ленка тоже, хлопала глазами и смотрела то на меня, то
на эльвейнов. А они жрали Лиззи. С нами не разговаривали, вообще
ни звука не произнесли. Потом ушли наверх.
А мы лежали, переглядывались, больше ничего не могли сделать -
ни пошевелиться, ни заговорить. За моей спиной часто дышал Андрей,
он, наверное, не видел, то случилось с Лиззи. Так прошло много времени,
сколько, я не знаю. Голода я не чувствовал, холода, вообще-то, тоже.
Или, точнее, я не мерз. Иногда чуть мутило - наверное, корабль двигался.
Но ни перегрузок, ни невесомости, ничего такого я не чувствовал.
Мощная техника, я верю, что эльвейны действительно умеют летать
к звездам. А мы, может быть, первые люди, участвующие в таком путешествии.
Или не первые...
Потом сожрали Ленку. Потом почему-то Андрея, этого я не видел,
только слышал. А теперь я остался один. Пробовал надеяться, что
меня в качестве какого-нибудь опытного образца привезут на Эльву,
но не получилось. Почему в качестве продуктов на время полета выбрали
именно нас, а не мороженое мясо, например - не знаю. Может быть,
им просто нравится свежатинка. А может быть, просто так вышло, все
равно ведь кто-то должен был помочь им справиться с хмоллами.
Мне уже ничего не интересно. Вот только надо бы сейчас, напоследок,
о чем-то важном подумать, а я не знаю, о чем.
Я не знаю, о чем...
[пронин] [биография]
[библиография]
|